Можете ли вы рассказать, с какими угрозами или преследованиями вы столкнулись в результате своей работе в сфере бизнеса и прав человека? Как компании были вовлечены в это?

Конечно, напрямую вовлечены. Сфабриковать дело в отношении какого-либо лица легко. Всегда найдутся свидетели, которые видели, слышали и могут написать заявление и сообщить ложные сведения. В этих ложных сведениях никто не будет разбираться, даже если у тебя тысячи свидетелей будут говорить обратное. Вы абсолютно знаете как это происходит, как стряпаются все эти дела.

Как другие НПО отреагировали на нападения/преследования, которым подверглись вы? Как насчет широкой публики? Была ли какая-то реакция со стороны международного сообщества, включая зарубежных покупателей и инвесторов?

НПО реагировали бурно и благодаря их реакции гражданский иск по делу против «Шахтерской семьи» они (АрселорМиттал) забрали. Вынуждены были забрать свой иск, потому что, в принципе, доказать, что я была организатором было невозможно.

Мне предлагали помощь от международных организаций, в том числе и юридическую, но я ее не принимала, потому что у нас в Казахстане было достаточно объединений, которые вступились. Свои (казахстанские организации) приходили на судебные процессы, освещали, поэтому их помощь я приняла. Очень благодарна за их помощь.

Сотрудничают ли компании с гражданским обществом, когда возникают опасения относительно их деятельности? Можете ли вы поделиться положительными примерами, если таковые есть?

С нами, с «Шахтерской семьей» сотрудничали только если по вынужденным обстоятельствам. Был у меня такой случай, когда меня приглашали в Лондон на отчетную конференцию ЕБРР. Там организации отчитывались за проекты своих предприятий, за которые они получали деньги от ЕБРР. Было очень много стран. АО «АрселорМиттал» делал доклад и мне тоже предоставили слово. Я выступила с данными, которые предоставили шахтеры: нехватка воды, инструментов и т.д. И после моего доклада заинтересовались и потом уже, когда у АО «АрселорМиттал» были очередные отчетные конференции, они приглашали меня. Поскольку я всегда излагала факты, которые не соответствуют их оптимистичным доклада, эту практику позже прекратили и перестали приглашать.

Приходилось постоянно доказывать, что я являюсь представителем работника. Процедура проходит некорректно со стороны шахт, хотя они знают о нашем общественном объединении и обязаны непосредственно с нами общаться. Меня, негласный указ есть, не впускать ни на одну шахту. Строго. Если я еду на одну из шахт, то все уже обзванивают, оповещают об этом. Под страхом увольнения ни в коем случае не впускают, а особенно на шахту Ленина. Это связано, наверное, с личной неприязнью. А поддержка во всех шахтах есть.

Поддерживали либо поддерживают ли какие-нибудь инвесторы или компании правозащитников?

Не могу ответить. Лично нас никто не поддерживал.

Какую роль играет правительство? Поддерживает ли оно правозащитников? Или вы чувствуете давление со стороны правительства?

Публично поддерживает, негласно – нет. Был проект «Закон и порядок», который мы победили. Полагалась материальная поддержка, однако для получения этих денег, необходимо было соблюсти ряд условий, которые я посчитала неприемлемы для свободы деятельности общественного объединения.

Как вы думаете, что правительство или инвесторы / компании могут сделать для улучшения защиты правозащитников?

Поддерживать материально, взаимодействовать без всяких условий. Ведь, это на первый взгляд кажется, что правозащитники приносят какие-то неудобства компании. Я несколько раз предлагала АрселорМитталТемиртау и говорила, что это даже выгодно им. Потому что всегда можно найти выход из создавшегося положения и всегда можно достичь, если вести правильно диалог, действовать исключительно в интересах потерпевшего или работника той или иной организации, всегда можно прийти к такому компромиссу, когда будет выгодно и работнику, и компании. Можно это сделать.

Что могут сделать международные организации и сообщество, чтобы помочь защитить правозащитников на местах?

Во-первых, они распространяют эти сведения. Во-вторых, международные организации, я знаю, оказывают помощь. Уже то, что они протестуют и делают свою работу это тоже поддержка. Я знаю, что они откликаются на каждые незаконные аресты, задержания. Я знаю, что они оказывают помощь, делают все возможное, чтобы поддержать правозащитников. А что еще они могут сделать я не знаю.

Что побуждает вас работать? Как вы думаете, как это способствует достижению корпоративной ответственности за нарушения прав человека?

Я с детства не любила несправедливости; по жизни борец за справедливость. Когда я увидела, как поступают со вдовами шахтеров, через какие унижения проходят, я поняла, что кто-то же должен этим заниматься, чтобы не было такой несправедливости. А потом, видя всю эту несправедливость и как поступают с шахтерами, которые приносят богатства этим компаниям АрселорМиттал Темиртау и Казахмыс, и в каком положении они (шахтеры), я не смогла стоять в стороне. Это чувство долга, чувство справедливости и огромное желание помочь людям. Когда я вижу результат, это тоже движет вперед. Я думаю, каждым правозащитником движет вот это. Я видела огромную порядочность в них. Ими движет чувство несправедливости, народного гнева. Когда видишь результат, это очень вдохновляет. Но и при поражении тоже ищешь пути, как достичь, учишься, общаешься, делишься опытом, перенимаешь. Этот человек никогда не пройдет мимо.

Наша деятельность не давала уж слишком разгуляться. Если бы этого не было, то был бы разгул еще похлеще, человек был бы бесправен вообще, особенно на таких крупных предприятиях. Но общественная, правозащитная деятельность все-таки сдерживают.

У правительства тоже выборочный подход. Когда какой-то совет организовывали, не приглашали «Шахтерскую семью», хотя прекрасно знают о нас и нашей деятельности.